Но девушка своей вины не признала, и более того, сказала, что ей и в голову не могло прийти, будто он имеет какие-то права на нее. И пусть он вспомнит, кто он, и кто она. Димочка опять молча развернулся и ушел домой. После скандала на работу он не вернулся.
Верочка с трудом вытянула из сына всю эту историю и решила пойти к подруге, пого-ворить с ней по душам и забрать зарплату. Но разговора не получилось. Подруга, поджав губы, сказала, что Димочка ввел их в лишний расход: им срочно пришлось искать ему замену. А это обошлось дороже. Кроме того, поскольку опоздали к открытию, их место было занято, в ре-зультате покупатели носились по всему рынку в поисках игрушек. И кто-то, не найдя их на привычном месте, уходил. Верочка намекнула на поведение дочери, но подруга тут же пари-ровала: «Ты же взрослая женщина, не то что твой молокосос. Ну разве моя девочка пара тво-ему сыну?» Верочка не понимала, чем это ее Димочка плох, а безжалостная подруга продол-жала: «Ну что у него есть кроме красивых глаз? Ни образования, ни профессии путевой. Моя-то с высшим образованием. Не смотри, что сейчас на рынке стоим. Раскрутимся, будет у нас свой магазин. А твой что умеет? Только баранку крутить»
Поняв, что ее матримониальные планы потерпели крах, Верочка решила получить зар-плату сына. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Но и тут подруга была непре-клонная. Какая зарплата? А не рассказывал ли Димочка, чем они его кормили на рынке-то? И сырокопченой колбасой и семгой. Так что ни о какой зарплате и речи быть не может.
После такой несправедливости Димочка замкнулся в себе. Он лежал целыми днями на диване, уставившись в потолок. А ночами Верочка начала замечать, что он спит при включе-ном свете. И сколько раз Верочка, увидев горящий свет, выключала его, столько раз Димочка включал. Она устраивала скандалы из-за большого расхода электричества, просила Сергея от-соединить провода выключателя, но каждую ночь в комнате сына горел свет.
Однажды к вечеру Димочка оделся и ушел. Верочка успела только крикнуть вдогонку: «Куда?» Но ответа не получила. Вернулся сын далеко за полночь. Без запаха. Какой-то спокой-ный. Верочка огрызнулась: «Что так поздно?», но молодой человек опять ничего не ответил, разделся, прошел в комнату, закрыл дверь и включил свет.
Так у них и повелось. Под вечер Димочка куда-то уходил, ночью возвращался, днем ва-лялся на диване. То ли спал, то ли просто пролеживал бока. На все вопросы, когда, мол, пой-дешь устраиваться на работу, молчал. Наконец, доведенный нудением Верочки и суровостью Сергея, высказал: «Какие же вы родители, если одного ребенка прокормить не можете?»
Скандал и недовольство друг другом перешло в перманентное состояние. Сергей все ча-ще задерживался, приходил домой пьяным. А тут уж упреков не оберешься: «Ты меня никогда не любила, только за тряпки и терпела, позарилась на квартиру, сына, всего-то одного, и то не сумела воспитать, не трогай мою маму» и пошло-поехало. Хлоп – это дверь. Двенадцать ша-гов вниз, четыре по площадке. Пауза. Бу-бу-бу – это он с матерью. Хлоп – это дверь у свекро-ви.