Угасание

В половине пятого вечера глаза начали закрываться. Будет дождь, подумала Варя, отложила книжку и попробовала заснуть. Не получилось. Дождя всё не было, глаза всё тяжелели, в темноте, под веками, роились огненные мушки, и было лениво их прогонять. Часам к семи Варя поняла, что погода обманула, и через силу поднялась с кровати. Звонкими молоточками застучало в висках: несостоявшаяся гроза скопилась в черепной коробке, свинцовой тучей затянула мозг. Давление.
В сорок лет Варя Огородникова начала превращаться в свою маму. Маме было семьдесят, она редко выходила из дома, часто звонила ей и просила сходить в магазин. Варя долго отнекивалась, но потом собиралась и шла пешком на другой конец улицы, где в старой хрущёвской квартире жила равнодушная капризная женщина.
Мама стала гипертоником в сорок четыре. Варвара – в августе этого года, за три месяца до дня рождения и спустя месяц после того, как рассталась с Борей. Женатый Боря выбрал не её, а свою семью, разрушенную ею. Он пытался склеить то, что осталось от брака и открыто ненавидел Варю, которая пришлёпала как-то по адресу и «мягко» поговорила с его женой. После разборок с бывшим любовником Варя начала глотать анальгин, пытаясь избавиться от головной боли. Наверное, требовались какие-то другие таблетки, но Варя врачей не любила и лечилась сама. Брала на работе день-два за свой счёт и часами лежала, не вставая. Не обременённая семьёй, Варя работала неохотно и без интереса. Денег на жизнь хватало только-только, но зачем ей больше, если есть на что поесть? В крайнем случае, займёт у мамы.
За окном потемнело. Варя отодвинула тюль, с удивлением посмотрела наверх: неужели дождь пойдёт? Её «барометр» исправен? Белые облака окрашивались в серый цвет быстро-быстро, будто кто-то поливал их краской. Когда небо прохудится, боль из головы уйдёт, давление отступит. Варя ждала этого момента и не сводила глаз с надутых туч.
Незаметно подступила ночь. День прошёл и нет его. Только боль от него и осталась. Завтра на работу, на склад. Варя работала кладовщицей. Как без неё справлялись во время частого отсутствия, её не волновало. Лицо материально-ответственное, Варвара Огородникова была сама безответственность. Ей многое было по фигу, или «без разницы», как она любила говорить. Даже то, что у мамы таблеток оставалось на день, а она без них – никак. Ну, на день, и на день.
– До вечера на завтра хватит? – спрашивала без участия.
– Мне надо рублей на пятьсот набрать, – бойко отвечала мама.
– Так тебе только анаприлин или весь список? – появлялось раздражение.
– А как быть?! Мне только пластиночка на завтра!
– Я спрашиваю, всё остальное может подождать? Анаприлин я принесу.
– Когда придёшь? Сегодня вечером?
– Ну всё, пока. До завтра.
Мама двадцать лет жила одна. Вот как отец Варварин умер, так и куковала в двухкомнатной. А Варя – в собственной одно- уже лет десять. И ни она к матери, ни мать к ней переезжать не собиралась. Каждая привыкла к одиночеству и воле. Хочешь, телевизор смотри ночью, хочешь – спи весь день. Готовить не обязательно, можно и колбаской пробавляться, постирушки устраивать раз в месяц, а посуду копить гору. Правда, посуда в раковине лежала у Варвары, мать любила чистоту.

Страницы: 1 2