У меня была мечта переспать с одной великолепной... Да нет! С восхитительной дамой. Ее звали Юлия. Я слал ей букеты с водителями такси. Передавал дорогой парфюм, через электрика. Бросал в почтовый ящик, любовыне послания. Отвергала все! И электрика вместе с парфюмом и розы с таксистами и мое желание. Более того! Я купил ей платье от самого Christian Dior! Рома, в то время платья от Christian Dior, не шили узкоформатные китайцы! Такое платье мог купить, либо крупный чиновник, либо заведующий магазином, либо я. То есть мы. Люди рискующие жизнью и свободой. Но Юля не взяла и платье. И, что ты думаешь?

- Я не думаю. Я внимательно слушаю. – вставил Рома.

- Ну так и слушай! Так вот, Юля мне все же дала. Небольшой пикник у моего приятеля, озон Юрмалы. Она была пьяна и свободна. Вот, сука!!! Я не про Юлю. Ты видел? Опять даму недодал! Так вот, она отдалась мне прямо в дюнах. Безо всяких гвоздик, роз, парфюма и платьев от кутюр. Захотела, просто захотела. А он не хочет. Нет, ну ты посмотри, какое горе, а!

- А порядочные женщины не пьют. И автоматы не пьют. Вот и этот. Выпил бы, может чего бы тебе и сыпанул, Юрик!

Юра тяжело поднялся с высокого стула. На прощанье, что есть силы, ссаданул по никелированому боку машины. Расма бросила осуждающий взгляд, мамаша с Павликом вздрогнули. Девушка кассир, хихикнула в тонкую ладошку. Корнишон развалился на угловом диване, черной кожи, медленно достал сигарету.

- Ромка, возьми стольник «Абсолюта». Затуши горе, старого волка.

Рома со вздохом поплелся к барной стойке. По ледяным бокам рюмки, медленно скользнула крохотная капля. Павлуша с мамой, подошли к автомату, из-за который мгновенье назад проклинал Корнишон.

- Извините. Он не занят? Мы поиграем? - вежливо обратилась к Юрию дама.

- Он не занят. Занят туалет. И не поиграем, а проиграем. Проигрывайте, проигрывайте... Скоро этот великовозрастный нахлебник – спиногрыз, заставит вас побираться в привокзальном переходе.

- Хамло! – резко бросила женщина.

Юра промолчал. Но на ковролин все же сплюнул. Отпив глоток водки, глубоко затянулся.

- Нет, Ромка... Пора бросать эту лудоманию. Слово то придумали – лу – до –ма –ния. Вот алкаш, он и есть алкаш. Наркоман, так и тут все понятно. А то, лудомания. От слова «лудить», что-ли? Ну да. Лудим, лудим и ни хера не налудим.

Последние слова Корнишона, утонули. Они просто растворились в громком вое сирены. Девушка за кассой, закрыла лицо ручками и воскликнула: «О, Йезус!» Латыши всегда восклицают о Йезусе. Они кричат о Йезусе, когда забивают гол в ворота сборной Латвии по хоккею, когда в салон заходит стюардесса и объявляет, что если через пять минут у самолета не выйдет шасси, пассажиры уже никогда не выйдут из того, что останется от самолета. Расма тоже воскликнула: «О, Йезус!» Рома ограничился коротким и емким словом «пиздец», которое выражает все, от восторга до боли утраты. Павлуша, с идиотским выражением на лице крикнул: «Мамочка! Милая мамочка!» И только лицо Юры Корнишона, походило на холодный кусок гранита. Юра резко опрокинул рюмку и начал краснеть. Лицо то багровело, то появлялись какие-то синие всполохи. Наверное так выглядит Северное сияние. Первым нашелся Рома, который начал тыкать в кнопочки мобильного. Выла сирена рухнувшего джек-пота, Рома орал в трубку: