Потом они бежали к лагерю, и девушка видела как уставшие и немощные люди падали, и слышала сзади выстрелы, но боялась обернуться, поскольку сил уже не было. Каждый день их выгоняли из холодных бараков на работу, тяжёлую и бессмысленную, которая нужна была только для того чтобы уморить как можно больше людей. Но жажда жизни не давала ей опустить руки, и даже в таких нечеловеческих условиях она смогла полюбить. В тот день был унизительный медосмотр, многих людей отправили в крематорий, а на обратном пути в барак она увидела немецкого офицера и уже не могла отвести от него взгляд. Он тоже заметил её, хотя кругом было много народу и женщин тоже, но смотрел только на неё, чумазую и в рваной одежде.
Курт теперь не мог больше ни о чём думать, ночами плохо спалось, всё переживал как она там. Он лежит в теплой и чистой постели, а она… Надо помочь ей сбежать, и отвезти к тёте Дорис в Эбен. Он начал готовиться, подговорил двух друзей, что прибыли сюда раньше него и работали в охране, пришлось долго ждать, пока у них совпадут смены.
Курт не входил в охрану лагеря и не мог даже подойти к заключённым. Утром он стоял неподалёку от барака Насти и, едва сдерживая боль в сердце, провожал её глазами. Вечером он снова был на месте и радовался, увидев, как она возвращается в поредевшей толпе, радовался, что она пережила ещё один страшный день.
Наконец-то Курт дождался, у обоих приятелей совпали смены. Машина стояла снаружи лагеря, около ворот, но так чтобы её не было видно. Рано утром ещё до подъёма Курт подошёл к бараку и кивнул Зигфриду, они учились в одном классе несколько лет и доверяли друг другу. Охранник, кивнув в ответ, скрылся в бараке, оттуда раздался его зычный голос:
- Номер сто восемьдесят пятьсот три…
Минут через пять она вышла, Курт за это время много раз посмотрел на часы. Она взглянула на офицера и уже не отводила от него умоляющих глаз. Сердце ей подсказывало, что теперь всё будет хорошо. Курт взял Настю за плечо и повёл к выходу из лагеря, чтобы это не казалось странным, следом двинулся Зигфрид, направив винтовку в спину девушки.
Медленно, слишком медленно приближались окованные железом чёрные ворота. Мирно похрустывал снег под ногами, за каменными стенами на все голоса каркали вороны. Молодому человеку было жалко Настю, одежда её состояла из равных лохмотьев и даже на ногах вместо обуви были намотаны тряпки.
У Курта была договоренность со вторым другом Гансом, что как только они подойдут, он откроет маленькую дверцу в воротах, но Ганс почему-то стал открывать их на всю ширину. Через минуту Курт понял причину. На территорию лагеря въезжал автомобиль, офицер сразу узнал его. Это машина Ариберта Хайма, которого заключенные за два месяца его работы в больнице успели окрестить как "Доктор Смерть".
Автомобиль плавно въехал в ворота и притормозил около заговорщиков, с шуршанием открылось окно.
- Хайль Гитлер, - вскинул руку Курт.
Доктор пребывал в очень возбужденном состоянии, даже не ответил на приветствие.