Он знал, что отец не любит мать лет с двенадцати. Соседки, не обращая внима-ния на крутящихся вокруг детей, обсуждали их семью. И одна из них сказала: «Да не любит он ее. Это видно невооруженным глазом»
«Так ведь не гуляет», - возразила другая.
«Ты видела, как он на нее смотрит?» - спросила первая. И вопрос был закрыт.
Он хотел крикнуть соседкам, чтобы не смели обсуждать их семью, но те уже скрылись в подъезде, оставив его на растерзание безжалостных слов.
Постепенно он убедился, что соседки были правы. Злился на родителей. На отца за то, что не любит мать, а на мать за то, что, будучи женщиной чуткой и неглупой, проявляла удивительную слепоту, и, теряя достоинство, пыталась угодить мужу.
Он подумал, что, скорее всего, предсмертные муки отца подвинули его на уход из семьи. Не хотелось доживать и умирать в ненависти. Появилась надежда изменить свою жизнь и, вернувшись в юность, найти там любовь.
Он лежал и вспоминал своих родителей. Сравнивал их с собой. Сначала казалось, что ему удалось выпрыгнуть из того поезда, в котором отец доехал до конца. Но вне-запное осознание невозможности вернуться на развилку, где он сделал неправильный выбор, накрыло его. И он заплакал, как в детстве, горько и безудержно.
А потом обратился к матери, будто она была рядом:
«Видишь, не помогла ложь во спасение»
Ему не пришло в голову, что любую ложь можно считать во спасение, но спасает только та, которая действительно ею является.