На следующий день после того злополучного вечера, закончив уроки, Ю.К., ваш неуемный слуга и еще три мальчика шли летящей походкой из школы в направлении дома Юрия, обсуждая планы следующего вечера. Настроение было превосходным, погода – отличной. Нам оставалось пройти через два проходных двора.

Вы замечали странное противоречие: чем больше у человека в голове, чем он способнее и талантливей, тем менее спортивный вид он имеет? Мышцы не выпирают, драться не умеет, животик не висит, но заметен девушкам. Однако они любят в таком человеке не силу, а ум и популярность. Целоваться с таким мальчиком приятнее, чем с хулиганчиком. Во-первых, от него не пахнет алкоголем, а только – табаком, во-вторых, он не применяет к девочке силу, а молча грустит и вздыхает, прикасаясь к начинающей закаляться груди.

... Юру били долго, кулаками, в лицо. Потом швырнули его на землю, и продолжали бить ногами. Он не кричал, только охал. Кровь залила его белоснежную рубашку, пятна крови были заметны на серых булыжниках проходного двора. Нас, его попутчиков, прижали к стенам. Каждого из моих друзей держали по два человечка, меня – трое, потому что я был чуть выше ростом и полнее других. Юру били четверо. Я видел только ноги в скороходовских тяжелых башмаках, кровь.
Случайно услышал: «Еще раз дернешься, жид, я тебя порежу!», - ко мне что ли?
Изо рта Юры вылетела струя крови, я видел кровь впервые в своей жизни. Струя была длинной, с утолщениями в середине. Я четко понял, – сгустки.
Эта картина стоит перед моими глазами всю жизнь, как вечный памятник собственной беспомощности и обреченности.
Каждый из нас получил напоследок по удару кулаком в лицо. Но это было не больно, а обидно. Мы подняли Ю. К. с земли. Кажется, оправдывались. Извинялись. Потащились к дворовой колонке. Чтобы промыть раны... Чужие раны. Плакали все. Кроме Юры. Спустя годы он стал знаменитым ЮКОНом. Его уже нет с вами.
А я пока жив, и не стал героем.

Всю ночь кричали петухи
И шеями мотали,
Как будто новые стихи,
Закрыв глаза, читали.....

Второй случай выпал мне в жизни в морознейшую ночь на Новый 1968 год.
Я тогда жил на казенных харчах в проклятом Забайкалье, служил в стройбате, километрах в ста от китайской границы. Паршивое было времечко. Лучший друг Союза Мао заявил, что встретит Новый год в Чите и Иркутске. Мы тогда не знали, что коммунисты любят блефовать.
А автомат я держал в своей жизни только один раз, когда присягу принимал. Автомат со спиленным бойком. Наши офицеры оружия не носили. Но были, не волнуйтесь, были пистолеты в сборной щитовой казарме Штаба, в сейфе. И то, что вкладывают в оружие, тоже там хранилось. Кажется, это называют пулями. Или патронами, нужно не забыть проверить значение этого слова в толковом словаре.
Так вот, накормив нас котлетами с вечера, только по праздникам случалось такое чудо, посреди ночи объявили боевую тревогу. Мы выскочили из казарм, построились, как умели. Командир части, полковник Люсин, пытаясь втянуть видимый со спины живот, подпоясавшись портупеей с кобурой, торжественно прокричал, разбрызгивая замерзающие в полете слюни: