Фома обратил внимание, что прямо у него на одеяле, на полу и даже на подоконнике лежат стеклянные брызги – осколки его кляссеров от бабочек. Он спокойно встал и направился к двери, по пути к которой на стеллаже с книгами по искусству сидел, подрагивая черно-серыми крылышками, редчайший экземпляр Papilio Maackii, как бы ожидая, когда же, наконец Фома выйдет из своего дома, чтобы вылететь с ним вместе из дома.
Из города, наперерез через поле с полевыми цветами шел Афанасий со своим сыном. По давно нехоженой дороге, ведущей из Неизведанных Топей в город, пылил отряд порядком запачканных рыцарей.
Фома взглянул на небо, обнимающее своим лазурным светом все: и кроны деревьев, и высокие антенны на домах, парящее над его родным Городом, питающее и оберегающее всех живущих под этим сводом и заметил, что у линии горизонта краешек этого самого неба начал медленно сворачиваться в свиток.