Заметив Вадика, тетя Клава подбоченилась. Качая головой произнесла:

- Э-э-х-х… Вадик… Ты глянь на кого похож то стал, а!

- На мужа вашего покойного перед уходом, похож я стал. Просто вылитый. – вибрирующим голосом ответил Вадим.

- Вот, вот!!! Именно! Только он тебе в деды годился. Он войну в отличии от тебя прошел. Да и после нее много дел полезных сделал. А ты все в огонь, воду и медные трубы угодить норовишь.

- Я завтра исправлюсь. К Богу обращусь.

- Ты то обратишься?! Если его лик на этикетке водочной пропечатают, то вообще богоборцем станешь.

- Нет. В монастырь уйду. В женский, тетя Клава. Буду в кельях высокодуховных детишек строгать. С Библиями в руках будут свету являться. И не станут орать как все новорождённые. А сразу нести проповедями своими в мир - доброе, светлое и вечное будут. Аминь, тётя Клава. И да будет в мире этом...

- Тьфу..! Пошляк, богохульник! Слушай, Вадик. Погоди... Постой. Ну ты же не такой, а. Я вот… Я вот к тебе давно с просьбой хочу обратиться. Фото свое ни разу в газете не видела. За всю жизнь ни разу. Трудно тебе, а? Всё равно ведь больше отдыхаешь чем работаешь. А фото в газете... Знаешь как приятно то перед подругами похвастаться? Вот мол, труженица. Ну... Ну там заметку приятную можешь ведь накропать. – с улыбкой произнесла женщина.

- Ну можно вообще – то. Я подумаю, тетя Клав. Вернее придумаю, что-нибудь.

Подмигнув дворничихе, Вадик резвым шагом направился к дверям магазина.

Под потолком душного гастронома лениво барражировали мухи. В мясном отделе булькал засаленный радиоприемник с кривой антенной. Вид заветренной говядины вызвал у Вадика спазм. Батоны вареной колбасы напоминали отрубленные конечности. С отвращением поморщившись он направился к вино-водочному. Вадику не нравилось, что отдел назывался именно вино-водочным. Казалось покупателя провоцируют на убийственный коктейль из шамурлы и «Столичной». Полки радовали этикеточным многоцветьем. Вадим вспомнил алкоголика дядю. Его убило похмелье. Он как раненный боец дополз до магазина. А дяде сказали, что водку еще не завезли. Так на ступенях филиала храма Бахуса и отдал Богу душу.
Аккуратно уложив бутылку на дно пластиковой корзины, Вадик подошел к кассе. За аппаратом сидела Люда. Грудь девушки объемами напоминала пародийную. Табличка с именем не висела, а лежала на вздымающемся от дыхания бюсте. Запястья вырисовывали складочки трехлетней девочки-пышки. Вадим недолюбливал Людмилу. Она криво улыбалась, хрюкала во время смеха. Потешалась над своими шутками, и напевала под нос песни Ротару.

- Вадик, а зачем тебе сухие супы? Ты в водке сухие супы варишь, да Вадик?

- Я ими оливье заправляю.

- И не надоело тебе глазенки заливать?

- Ты еще скажи, на кого мол ты Вадик стал похож.

- А чо говорить то? На забулдыгу ты и похож. Интересный, умный вроде, а похож на алкаша.

- А ты выходи за меня замуж. Я пить брошу. Образуем семейное гнездо, в которое ты каждый вечер будешь приземляться сизым геликоптером. Потом детишек нашинкуем. А они будут дарить нам мир. И будет в них сщ-щ-щ-астье!