Время проведенное с Юлей закончилось скандалом. Вадима девушка поутру выпроводила. Морось, слякоть... Под козырьком обшарпанной остановки с рекламой «Спрайта», лобызались бледные студенты с рюкзаками. Вадик подошел к газетному киоску, купил свежий номер. Материал распластался на всю полосу. Повернув газету к киоскерше, Вадик довольно проговорил:

- Вот, смотрите. Моя статья. Сам написал. Можно сказать выстрадал.

- Угу. Молодец. Иди еще что-нибудь напиши. Пострадай и напиши, – вяло отреагировала женщина, надкусывая массивную сливу.

Безразличие киоскерши, оскорбительный и высокий тон Юли, заставившая поежиться сирена «скорой». Все это вновь заставило Вадика потратить день впустую. Попивая смешанную с апельсиновым соком водку, он пытался заглянуть в будещее. В свое будущее. Вадик осознавал что теряет дни, недели, да даже месяцы. Думать об этом больно. Но можно помечтать: «Наверстаю, остепенюсь…» А если не получится? Тогда придется считать потерянные годы. Хотя, их наверное и не считают. А вспоминают об этих потерянных годах и тут же отдают Богу душу. Инфаркт как плата за самые роскошные, и бесполезные траты жизни. За траты времени.

Вадик наблюдал за водителем автобуса. Вот он вышел из своего железного кормильца. Стоит и трет фары. С яростью их трет. Он ухоженный, крепкий, но злой и неудовлетворенный. Маленькая зарплата, хамоватые сволочи – пассажиры. Негодяй кондуктор не делится выручкой за «левые» билетики. И одни и те же остановки. Замызганные, с полуразбитыми рекламными щитами. На них черные баскетболисты вколачивают в корзину огромный «апельсин». На них до тошноты глянцевые девицы, блестят кремами из канцерогенов. В этой рекламе жизнь не для водителей автобусов и пассажиров. Вадик вспомнил, что видел на троллейбусном полустанке рекламу FERRE. Неужели идиоты из рекламного агентства, всерьез думают что трудолюбивые женщины с лицами мучениц, бабушки глядящие на небеса, удаленные от мира бомжи и сосредоточенные токари, знают кто такой FERRE? Да узнай, разбитых реклам с FERRE было бы много больше.
Водитель закончил полировать фары и вернулся в салон. Положив руки на громадное колесо руля, откинул назад голову. Скоро конец смены. Дома истосковавшееся дитя с перемазынным вареньем лицом и фурункулами. Угрюмая супруга с ужином и плохой вестью. Зайдет водитель автобуса домой, а она ему с порога:

- Васек, а помнишь Людочку из седьмого прядильного?

- Помню конечно, – ответит Васек, - Высокая такая, с грудью.

- Так вот… Сегодня бобина со штыря сорвалась и прямиком бедняжке в голову.

- И что? – спросит Васек.

- Да ничего. В больницу увезли. Сказали что сотрясение, а какое не определили.

- Жалко Люду. Знаешь, Светик… А я тебя хочу. Уже третий день как хочу. С нежностью тебя хочу и лаской. – в надежде на понимание проговоритВасек.

- Да разве сейчас до этого, Вася? Грех… Люда из седьмого прядильного в больнице, а нам хорошо будет. Ей плохо, а нам хорошо. Так не по людски, Вася. Не по человечески так.

И Васек ляжет спать. Сытый, неудовлетворенный и как-то по детски обиженный. И всю ночь ему будут снится большие замызганные фары, которые он трет ветошью. И обмотанная бинтами голова Люды из седьмого прядильного. И ее грудь, которую он когда-то мял.