Папы не было. Мама пользовалась гениальной по простоте формулой: «Отец у тебя на Севере». Командировка на Север длилась все то время, что Петя себя помнил. Впрочем, страданий сей факт не приносил Петру никаких. Он всем рассказывал, что он сын полярника, пропавшего в важной для науки экспедиции.
При маме в этой квартире бывали живые цветы, красивый сервиз, ширма из поддельного китайского шелка, трюмо, порядок, покрывало с лебедями, свежий воздух и кашка по утрам. После девятого класса Петя отделался от школы. Пока мама была на работе, придумывал, усиленно выдумывал себе дела. Марья Сергеевна, кроме того, оставляла ему горку заданий по домашнему обучению.
Вскоре, оказалось, что ребенок не может вот так просто и тупо сидеть дома, ничего не делая. На партсобрании драгоценную Петину родительницу пропесочили по самое не хочу. Естественно, представленная программа самообразования сына не помогла. Подрастающий тунеядец – это для партии позор и микроапокалипсис. На Петином горизонте замаячило училище.
Со скрипом удалось сделать из пухлого местами – в животе, пятках, заду и ладонях – мальчика сантехника. Однако, эпопея на этом не закончилась. Пришлось идти работать.
Зато Петя больше не страдал от безделья, пока мама была на работе, а мама жила с кайфом от совершенного подвига, ибо все это провернуть было не проще, чем за хвост притащить касатку из природного водоема на Красную площадь. На работу Петра Степановича смачно жаловались сложным неповторимым матом, но Марье Сергеевне было уже неважно.
Сидя под чужой лопнувшей и перекрытой трубой, пока пять этажей нервничали без горячей воды, Петр Степанович разглядывал цветную, фактурную ржавчину. Трогал ее указательным пальцем, выискивал разводы похожие то на собачку, то на тучку, то на волшебника в конической шляпе. Насладившись, Петр Степанович обычно припаивал что-нибудь не туда, не там и не так, получал из под тяжелых нахмуренных хозяйский бровей вознаграждение в виде бутылки и шел восвояси. Бутылки мама меняла у продовольственного на деньги.
Довольно прилично лет все было ровно, обычно, размеренно. Она на работу, он как будто на работу, супы, китайская ширма, носочки белые. Однако, Марья Сергеевна не дожила до пенсионерского возраста. За мельтешением дней, супов и носочков она сама не заметила, как начала угасать. В каких-нибудь два года Петр Степанович остался сиротой. И в неширокой его груди лопнула мембранка.

***

Ничего слишком легкого нет. В гардеробной у Бога, где мы висим пыльными костюмами, тоже водится моль, пыль и печаль. Кто раньше платил Петру Степановичу за квартиру, кто ходил в магазин, и прочих подробностей Катя вызнать никак не могла. Над этим стояла дымовая завеса прошлого. Сей дым пах плотным горем. Горем, чуть тронь и рванет, хлынет словно кровь носом на белую блузку. Катя вызнать не могла. Она могла, конечно, когда хотела, но инстинктивно почуяла не то что-то. Концы в воду. Со временем к ней пришло просветление, не связанное с редким даром чудесатого Петра Степановича: за ним нужно ухаживать. Второе открытие, судя по всему, все-таки с даром его имело связь: за ним было не в тягость ухаживать. Легко, нетрудозатратно и быстро. Никаких очередей не было и в помине, если Катя шла в ЖЭК или хозяйственный. Даже в час-пик, когда взмыленные от холки до пяток клерки, казалось бы, должны брать кассу магазина приступом, как Сталинград.