– Генрих, молчи, – ровным голосом произнёс старший из братьев.
– Правильно-правильно, не залупайся, когда тебе старшие дело говорят, – прибавил долговязый, – деньги, шмотки давай посмотрим ваши. Как в революцию говорили – «экспроприация».
– Иди-ка ты на хуй, Ветер, – спокойно проговорил Серый, – брата тронешь, тебя Диман инвалидом сделает, он вчера из армии пришёл. Таких, как ты, в говно два года утрамбовывал, пока ты гоп-стоп на Пушке практиковал.
– Диман твой далеко, а мы тут. Пошли, отойдем в уголок, – осклабился старшой.
– Привет местной гопоте, – из той же подворотни, только что выпустившей группу качков, вышел молодой парень в тренировочных штанах, засаленной нижней майке, домашних тапочках на босу ногу. Росту он был невысокого, руками при ходьбе не размахивал, при разговоре имел привычку говорить тише общего тембра беседы. – Давай съёбывай вместе со своими пэтэушниками фраеров неместных гонять. Тут тебе ни хуя, кроме лишнего фингала, не светит. А вы, – обратился он к двум окаменевшим мальчишкам, – двигайте живо до хаты.
– А-а-а-а, Копыто из армии вернулся, – старшой явно занервничал, но авторитет при своих бойцах терять было нельзя, – ну, ты, говорят, теперь орденоносец, бля? Медальку-то покажешь, а то общественность ждет своих героев, воинов-интернационалистов.
Диман молча поднял с газона черенок от лопаты с прилипшими прошлогодними листьями и резко прибавил шагу. Лицо у него при этом стало пепельно-серым…
После короткой и довольно жестокой драки наблюдавший издали за происходящим милицейский патруль забрал трёх окровавленных подростков в клетчатых брюках и босого Димана в отделение. Составили протокол, под которым так никто и не расписался, и отпустили на четвёртые сутки всех задержанных домой. Держали их всё это время в одной камере, наблюдая всем отделом, как происходит там распределение еды и пищи, которую нарочно давали в одной на всех посуде, чтобы лишний раз понаблюдать всем отделом гладиаторские бои без правил.
– Сами друг дружку поубивают, – глубокомысленно сопровождал наблюдение начальник патрульно-постовой службы района, подполковник Павлюченко, – надо только, малость выждать, а там, глядишь, и наша возьмёт. Можно будет и о законе подумать, а пока, как среди зверья живем, до Европы далеко.
До Европы тогда было действительно далеко…

* * *

Будто за ветром бегущий жёлтый лист влетел за молодым человеком, как только захлопнулась дверь небольшого ресторанчика на Ленинградском Проспекте. В помещении было сумрачно и весьма сильно накурено. На стандартных, середины девяностых, столах из фальшивого мрамора стояла, в основном, водка и вазочки с плевками салата. Присутствовало человек пятнадцать-двадцать, среди которых больше половины были в спортивных костюмах и кроссовках. Ровным гулом откуда-то сверху играла эстрадно-блатная музыка, ярким центром помещения была стойка бара, за которой деловито и невозмутимо возился черно-белый мужчина в бабочке.